«Увидеть и не понять — это всё равно, что придумать. Я живу, вижу и не понимаю,
я живу в мире, который кто-то придумал, не затруднившись объяснить его мне, а, может быть, и себе.
Тоска по пониманию. — Вот чем я болен — тоской по пониманию».
А. и Б. Стругацкие

Какая там у вас наука… передовая? — Семён Павлович словно обнажал эфес шпаги,— Какой там у нас в 21 веке прорыв? Научный? Вы действительно полагаете, что такой тезис стоит вот так неприкрыто лоббировать? Да в жизни я с Вами не соглашусь! Увы и ах, сегодня в мире представления о науке весьма ущербные, ибо, она, эта наука, кем-то или зачем-то серьёзно покалечена!

На секундочку обратите внимание: нынче даже идиоту понятно, что научный порог, на котором мы топчемся, он смешон по определению! Ну, вот смотрите, пример приведу.

Нейрофизиолог—он что делает? Да рассматривает человека как нервную систему. Но разве это человек? Нет. То есть, медицина рассматривает человека как ухо, горло, нос. Разве это человек? Нет и снова нет. По сути, уже в подходе к объекту исследования изначально существует ошибка, она заложена априори. Да будет вам известно, что система любая (ухо, горло, нос и так далее)—она же в составе какой-то другой системы находится. А значит, подчиняется правилам системы более высокого порядка. А почему мы не рассматриваем эту высшую систему? Почему рассматриваем только «ухо, горло, нос»? Сейчас я вам ещё загадочку покажу, граждане учёные. Вот «психика»—вроде у каждого из нас есть—всё же мы люди, нет? А что вы про психику свою знаете? Да что вообще науке о ней известно? Множество мнений? Нет, НИЧЕГО неизвестно! Как только над ней не измываются в этих ваших школах, чем только ни обзывают: то функцией памяти, то частью сознания, то трансцендентным механизмом, то генетической, прости-Господи, субстанцией… А может, всё-таки, психика—это механизм взаимодействия памяти и сознания? А? Вот и приплыли, дамы и господа «в тупик науки»!

Вот я задам вопрос, который вы все умалчиваете:

Почему наука сегодня становится ни на что не способной?

Потому что любой ученый, изучая человека, ещё на начальном этапе исследования— выборе подхода— сталкивается с проблемой стыка наук. То есть, если наш храбрый учёный –психолог, он, типа, не может пользоваться аппаратом криминалистики или философии. Но так не бывает! Невозможно провести НИКАКОЕ исследование, если не проводить его на стыке наук. А у нас наука тяготеет к специализации. Соответственно, каковы будут результаты исследований в области специализаций? Никакие! Правильно. То есть, они заранее ошибочные. Эксперимент в психологии появился в 20 веке, я вам напомню. До этого дня большинство людей науки вообще противятся экспериментальной психологии. Именно противятся. То есть, когда психология затребовала в качестве инструмента анализа такую категорию, как «эксперимент», то истерика была всеобъемлющая: «На каком основании вы в психологию забираете эксперимент?! Это не ваше, не смейте трогать и прикасаться! Это удел точных наук? Эксперименты—это для химика, кибернетика, физика и так далее…».

А психологи что? Да разводят руками и говорят: «А нам что делать прикажете? Голова—предмет тёмный, душа—вообще невидима; мы не можем сказать однозначно, где «да», а где «нет», не проведя при этом серию экспериментов».

Следующий момент, который очень важен, и я его затрону обязательно—это момент, связанный с такой интересной вещью как «выборка». Сколько там на диссертационное исследование собрать людей надобно? 20–30? или 300–400? Или никто вообще не заворачивается над этими вопросами и хитренько копирует выборки заграничные и выводы, уже из завершённого исследования на украинском рассказывает? Однако же, обратите внимание: если вы соберётесь кого-то опрашивать или тестировать, да даже экспериментировать с мексиканцами— это будет не равно экспериментам, поставленным на немецкой выборке или русской. Это будет иной подход. А знаете, что я вам напоследок скажу? Всё дело в отсутствии методики. И чтоб методику создать и валидизировать — почесаться недостаточно! Хотите проникнуть в тайну такого масштабного явления, как «человек»—нужны междисциплинарные исследования, на стыке 4–6 наук! И пускай даже новая дисциплина появится или старая возвысится…какая разница, как вы её назовёте, лишь бы по уму кораблём этим научным руководили! Пущай это даже какая-то этнопсихология будет, не важно! Всё равно, её появление неизбежно. Этнопсихология, условно, должна изучать особенности индивида, представителя определенной этнической группы. Вот, на пример поглядим. Нельзя людей дифференцировать по цвету кожи. Однако единовременно у негроидной расы существуют свои уникальные особенности. По сути, если вы сталкиваетесь с негроидной расой, то есть, с black people как говорят в Америке, или с афроамериканцами, то у вас в большинстве случаев возникает непонимание… Да разные мы, раз-ны-е, и тому — масса причин в истории, но кто на это смотрит? И нынче у нас какие исследования? Либо из пальца высосанные, либо как точечные выстрелы, которых не слышно на фоне общей какофонии. Но так не всегда было! Вот основатель школы судьбоанализа, некто Липот Сонди, речей высоких про передовую науку не толкал, он дело делал, понимаете? ДЕЛО! Он когда валидизировал свой проективный тест выбора, даже негров экваториальной Африки тестировал! И аборигенов Новой Зеландии, не только чинно-благородных европейцев! Вот что значит, человек на совесть трудился— и результаты его красноречивее всех слов! Не просто ему далось исследование, зато какой тест нынче в психологии есть, загляденье! И пока Сонди его на настоящей мировой выборке поверял, а не только на швейцарских или немецких собратьях, он весь тестовый аппарат подтвердил, но ещё больше открыл и заметил: описал, например, такую вот особенность, что когда он в Японии тестировал людей, не всё шло гладко. Японцев удивляли портреты обладателей европейских внешностей.

И это давало серьезную погрешность на тесте. По сути своей, та наука, которая сегодня существует—она статистика. Так вот я категорически против статистики. Если у науки нет конкретной практической задачи, предположим, учёному не поставлена задача, он сам себе что-то выдумывает, в таком случае наука превращается в теоретическую дискуссию. Любая наука превращается в теоретическую дискуссию, дамы и господа! И эта теоретическая дискуссия длится бесконечно. И теперь, если вы не против, я бы хотел эту пространную ситуацию прототипологизировать, то есть, показать, откуда у неё корни, откуда ноги, так сказать, растут. Как известно, в еврейском знании, ну или еврейской традиции—называйте как хотите, есть два подхода: прямая линия передачи и дискуссия. И вот эта масса из последних, она всю жизнь дискутирует. Там дискуссия бесконечна, причём всегда на манер: «… а что написано в пятой строке третьей главы на месте после запятой в Торе, в помните или нет?» и так далее… А вот представителям «прямой линии» передачи им не требуется ничего обсуждать, они точно знают что и где написано. И понимают сказанное со 100-процентной точностью, в интерпретациях не нуждаются. И, по сути своей, исходя из этого прототипа, «наука» как явление делится на саму науку и дискуссию. Наука в виде дискуссии может существовать вечно. У нее нет конца, нет финала, нет конечного инцидента. Нет венца у исследования, потому как все знают: завтра появится новый человек, который внесёт свою лепту в уже существующее—и всё закрутится по новой: дискуссия, критика, апелляции, взаимные опросы и ответы, споры и так далее.

Обратите внимание на очень важный момент. Самое опасное, как говорил мой Учитель, это отсутствие методики. А отсутствие методики и порождает дискуссии.

Нет методики— есть дискуссия. Но вот если вы сейчас незамутнённым взглядом посмотрите на всех наших ученых, методологией из них занимается, может быть, 1%. Остальные 99% продолжают глобальную дискуссию на понравившуюся тему. То есть, человек-»дискутёр» от науки слабо похож на ученого.

Как же действовать в таком случае, читаю я немой вопрос в ваших глазах.

Прежде всего требуется поставить задачу и положить результаты исследований на стол. Зачем дискутировать? Обсуждать можно результаты исследований, степень валидности, ну то есть надёжности, и прочие вещи. Но в большинстве случаев горе-умники даже не приступают к исследованию. Они останавливаются ТОЛЬКО на стадии дискуссии. У них исследование сплошняком проходит в стадии дискуссии. И вы ЭТО считаете прорывом?

Вот так и возникает очень печальная картина, которая выглядит следующим способом. Этот вот «дискутёр» не способен самостоятельно работать как ученый. А значит, ему обязательно нужен руководитель. А теперь возникает самый важный вопрос, где взять этого руководителя? А руководителем является тот, у кого глотка на дискуссии покрепче. Главный «крикун», так его условно назовём. Среди «крикунов» выбирают руководителей… вы что, не знали? И что получается? Ставят начальником вот этого крикуна. Ему в подчинение определяют тех, кто самостоятельно работать не может, тех самых чуть менее крикливых дают. И они уже все вместе начинают кричать «хором» в науке. Именно вот эти кликуши сгубили таких академиков как Николай Козырев, например. То есть, вместо того, чтобы садиться и с теорией времени Козырева серьёзно разбираться, серьезно ему научно оппонировать… давайте испугаемся его нетривиальных идей и объявим их псевдонаучными! Если вы не согласны с теорией времени Козырева, напишите работы, которые её опровергают! Козыреву будет только толчок вам доказывать, что не так.

По факту мы получим огромное количество научного материала, с которым и наши последователи, наши ученики будут работать дальше, и в конце концов мы найдем истину, выясним, что правда, а что неправда. Обратите внимание, никаких работ никто писать не хочет. Все хотят кричать. Кликуши кричат и отстаивают позицию, что уже давным-давно все исследовано. Что можно еще исследовать, когда уже давным-давно все исследовано. Но ведь это же возмутительная ложь! Что вы такое вытворяете?

Вот у меня была такая ситуация в жизни. Я когда-то из любви к высокому искусству и следуя порыву души начинал исследовать Cицилийское фехтование. И вы себе не можете даже представить, какая истерика возникла из этого сразу же возникла. Мои русскоговорящие коллеги с порога заявили:

—«Что Вы исследовать собираетесь? Всё и так известно!».

—А я им и отвечаю: «Мне лично не всё непонятно».

—И в ответ слышу: «Потому что ты в этом не разбираешься!»Я говорю: «Да, поэтому стану добросовестно исследовать! Именно так! Я в этом ничего не понимаю, поэтому сяду и буду исследовать».

Посовещались пару спикеров и спрашивают: «А что тебе непонятно?». Я написал перечень внушительный того, что лично мне непонятно. Интересный факт смею до Вас довести посредством вот этого спича: а на этот перечень из вопросов никто не стал отвечать, потому что, как выяснилось, им тоже это непонятно. Просто они не могут вопрос сформулировать. В этом вся недолга! То, что интересует меня с разных точек зрения—исторической, психологической, нейрофизиологической, философской и прочих—совершенно не интересует ИХ, как выяснилось, именитых мастеров и знатоков. Их интересует совершенно другое. И как бы мне в спину ни кричали: «Я не вижу сицилийских движений в твоих па!», я всегда миновал одним выпадом все встречные удары и метко парировал: «А как отличить сицилийское движение от движения малазийского, например? Вот каким образом?» И НИКТО, ни один громкоговоритель из рода знатоков так и не смог мне на этот вопрос ответить.

То есть, должны быть критерии сицилийских движений, в таком случае, а их нет. По сути, я сделал в ходе дискуссии такой вывод: «сицилийским движением» является движение, с которым в данный момент времени согласны большинство этих людей-дискутёров. Если завтра у них случится плохое настроение, они проснутся и встанут не с той ноги, а вы при этом будете повторять те же самые движения, что вчера, как знать… внезапно движения станут совершенно не сицилийские. Потому что сегодня им кажется, что они немного не сицилийские. Приблизительно вот так.

И на этом построена вся наука, которая сегодня существует. Отсутствие критериев всегда ведёт к хаосу. На самом деле я всегда считал, что главная наука в мире—это история. И мои учителя считали так же! История науки, история технологий, история человечества— это та самая «королева наук». Почему? Потому что она упорядочивает научную мысль.

Эта наука, впрочем, позволяет заприметить открытую тенденцию, но не позволяет узреть скрытую тенденцию. Но, если мы имеем уже открытую тенденцию, значит, можем предполагать и скрытую тенденцию… Смотрите, небольшой фокус покажу. Вот история технологий, история науки, история человечества. Три линии, вроде как. История человечества рассказывает нам события, личности, факты и так далее. И мы их можем сравнивать и с историей науки, и с историей технологий.

«И что же, дорогие товарищи, у нас получается?»,— как говорил товарищ Брежнев. Получается, у нас полный бардак. Как только вместо математики ключевой наука становится история, сразу же начинаются неприятности. Обратите внимание на то, что стоит в европейских музеях Германии, Италии, Чехии… Вы когда в последний раз смотрели на эти доспехи? Вы действительно считаете, что это старые, древние, видавшие триумфы и смерти боевые доспехи? Да перед Вами новодел, который выставляется ежегодно и по незнанию кажется очень древним.

Вот я и рассуждаю: человек — существо ленивое, и тут спорить никто не станет. Носить на себе броню с утра до вечера, ну, даже знаете, я честно говоря, не уверен, что кто-то это будет делать. Броня нужна… но даже во всех сериалах, фильмах броню надевают перед тем, как отправиться на бой, а не от заката до рассвета. В броне никто не ходит. А зачем нам броня понадобилась? А я вам скажу для чего. Для того, чтобы защищать наше бренное тело. От чего? От мечей, стрел и прочего смертносного. Согласно классической истории доспехи были раньше, чем шпаги, рапиры и прочие вещи. Но, при этом, та же история утверждает, что доспехи исчезли с возникновением огнестрельного оружия, а это было совершенно недавно… Так что правда? По сути, всё начиналось с рыцарей, бродящих как тени по Европе вот в таких страшно неудобных доспехах. И каким-то образом мы пришли к тому, что якобы стали ходить в элегантных костюмах, с рапирой или шпагой какой-то миниатюрной, наподобие ножа. Но вот возникает логичный вопрос: а зачем исчезать доспехам, когда появилось огнестрельное оружие?

Тем самым коротким примером я хочу указать, что история технологий противоречит истории фактической. История науки, в свою очередь, противоречит фактической истории, которая изложена в учебниках.

А это что значит? А это значит, что мы не знаем, какую науку изучаем. Что это за наука такая? Что за пластилиновая субстанция? И всякий раз как история противоречит технологии и знаниям, нас это приводит к пересмотру истории. Однако же, есть честный козырь в этой колоде краплёных карт! Одна лишь история технологий не врёт. Точно не врёт! Нельзя скрыть оружие, никаким способом. Куда вы его денете? Нельзя скрыть историю науки, открытий. Как вы их скроете? Что? Колумб никогда не открывал Америку? Может и не открывал, не знаю. Я там не присутствовал. Но в определённый момент времени появляются особые факты и артефакты. Ну, например, холодное оружие. Вы его не скроете никак. И как бы ни тасовали нужные кому-то «сверху» факты, описывая историю текущих победителей, настоящая история лишь будет стоять в стороне и насмехаться над вами, потому как у неё свои методы.

Если ученый не опирается на историю науки, у него нет будущего! Так говорил академик Попов. И даже если мы осмелеем и предположим, просто предположим, дамы и господа, что НА САМОМ ДЕЛЕ, все научные дисциплины известны, в таком случае вероятно, известны они только узкому кругу лиц, потому как всем остальным они неизвестны. Все остальные занимаются наукой дискутивной, страдающей плюрализмом мнений. Тогда и ясно было бы, почему нашей науке 21 века ничего неизвестно вообще! Да в ней загадок и противоречий больше, чем фактов, законов, тенденций и открытий! Больше, чем самой науки.

И до тех пор, пока люди не могут банально сопоставить три линии между собой: историю человечества определенного периода, историю науки и историю технологии, каждая из которых противоречит друг другу,—мы будем продолжать жить, как в болоте! Что прискорбно и печально, сугубо на мой взгляд.

Люди никак не поменялись с библейских времен. Вообще никак не поменялись. Что же у нас сократилось? Уровень понимания.

Фрагмент книги «Рыцарский орден русских воров»

«Рыцарский орден русских воров» — научно-фантастическое произведение, написанное амальгамным методом в ходе Гейдельбергский научной экспедиции (июнь, 2019 год) под патронажем Экспедиционного корпуса НИИ Памяти, академиком, Phd Олегом Мальцевым.

Данная книга повествует о выдающемся Учёном, докторе военных наук, государственном деятеле, чей вклад в становление и развитие науки СССР и самого Советского государства, а также его военным, экономическим и политическим достижениям, оценить невозможно.

Григорий Попов. Именно под таким именем выходец из Гейдельбергского университета, глава Рыцарского ордена «Корпус Правды», феноменальный учёный вошёл в историю как великий деятель, новатор и организатор. И, в первую очередь, как человек, который принёс науку в бедное и неразвитое государство, возникшее на останках Российской империи, и впоследствии укрепивший и возвеличивший его научно-технологическим прогрессом и военными победами до небывалых высот.

Сегодня этому человеку многие из нас, без преувеличения, обязаны и карьерой, и достижениями, и, что немаловажно, жизнями.

Автор: академик Олег Мальцев

Источник: журнал «Экспедиция»